Вечорница. Часть 2 - Елена Воздвиженская
– Дак чего случилось-то у тебя, соседушка? – начала разговор баба Уля.
Лидуха малость помялась, а после и ответила сразу в лоб:
– Подселили мне кого-то!
– Чего-то не пойму я тебя, – не поняла баба Уля, – Ты на постой что ль кого пустила?
– Никого я не подселяла, Уля, это кто-то мне подселил. Да за что только?
– Так, – сказала баба Уля, – Давай-ка начни сначала всё. Что да как. А то я ничего не понимаю.
– Значится так дело было, – вдохнув побольше воздуха, принялась за рассказ Лидуха, – Несколько дней назад сидела я вечерком, смеркалось уж, газету читала. Как раз Надя-почтальонша в тот день свежую принесла. Ну так вот, сижу я и слышу – по чердаку словно ходит кто. Прислушалась я.
Думаю, наверное, кошки это, там у меня лаз есть в одном местечке, так все окрестны коты у меня сбираются бывает, сколько раз видала, как на крышу ко мне лезут. Да я их не гоняю, хоть мышей половят, поди, всё хорошо. Они не пакостничают.
Ан нет, слышу, не кошки это. Тяжёлые шаги, мужские будто. Медленно ступают эдак – скрип-скрип, скрип-скрип. Я фуфайку накинула, рассердилась даже, думаю вот это да, вконец обнаглели, средь бела дня воры лазят. Сейчас, думаю, выйду во двор, да возле лаза встану и увижу кто это. Только собралась было выходить, как слышу – шаги эти в сенцах уже! Топ-топ, по половицам. Тут страх меня взял, Уля. Да как же это, думаю, он в сенцы-то сумел попасть? Я ведь дверь всегда запираю.
Я крючок накинула на дверь, что в избу-то ведёт. А сама стою, жду. И тут вдруг в дверь постучали, тихохонько так, и голосок слышу, не мужской, а вроде детского такого, писклявый:
– Лидушка, открой мне дверь…
Я ни жива, ни мертва стою. Знаю ведь, что сенцы у меня заперты были, не мог никто войти! Кто же там тогда, за дверью?
Стою, молчу, думаю, поди уйдёт этот, коль я отвечать не стану? А он снова пищит:
– Открой, Лидушка, знаю я, что ты дома.
Я давай молитву читать «Да воскреснет Бог». Ка-а-ак ухнет за дверью, как загрохочет! Застучало с силой в дверь, и голос – уже не тот, писклявый – а грубый такой, басом как закричит:
– Открывай дверь, я тебе говорю! Иначе хуже будет!
Ой, как мне страшно сделалось, ноги подогнулись, так и села я у двери на пол. Сижу, а сама всё слова твержу « Да воскреснет Бог и расточатся врази Его…». А там, в сенцах, беснуется что-то. Кричит:
– Ну погоди, вернусь я ещё, сама откроешь мне!
– Правильно, – сказала баба Уля, – Нечисть она в избу не может войти, пока сама не пригласишь.
– Дак я чего дура-то наделала, – запричитала Лидуха, – Ты дальше слушай, Ульяна.
– В тот день тихо стало всё. Ушло это, что в избу ломилось. А я всю ночь не спала после, боялась, что вернётся оно. Другой день тихо прошёл. Я уж успокоилась, даже думать начала, что привиделось мне всё старой. И тут вечером, уж темно было, стучат в сенцы. Я дверь из избы в сенцы отворила, кричу – кто там? А там отвечают Валюшкиным голосом, я, мол, Валя это, нет ли спичек у тебя, а то у меня закончились, и магазин уж закрыт. Я дура, дверь и отворила, заходи, кричу. А там нет никого!
– Может разыграл кто тебя? – сказал дед Семён, – А чо, вон нынче на зимние каникулы ко всем внуки понаехали, вот и развлекается молодёжь. Димка, Стешкин внук, вон какой озорник!
При упоминании Димки, Катюшка зарделась и опустила глаза.
– Нет, Семён, – ответила Лидуха, – Не шутки это. Я ведь за дверь выглянула, а на крыльце следов нет никаких. А в тот вечер снежок шёл. А тут чисто всё! И до ворот ничего!
– Мда, – сказала баба Уля, – А дальше-то что было? Или всё на этом?
– Если бы всё! – чуть не плача произнесла Лидуха, – Выходит, я сама его и пригласила в избу, как он мне и предрекал. С того дня началось у меня дома не пойми что, то шкаф затрясётся, то чашка со стола упадёт, то свет сам собой выключится, шаги какие-то слышны, смешок. А вчера и вовсе худо стало – иду я по избе и тут ка-а-ак толкнёт меня кто! Аж полетела я, да упала, да об угол плечом ударилась. Вон, погляди.
Лидуха оголила плечо и все увидели, что на нём и правда красовался огромный синяк.
– Я убежала к Стеше ночевать, наврала ей, мол, плохо себя чувствую, боюсь одна оставаться. С утра вернулась домой, а там погром просто, всё вверх дном.
Ой, мамочки мои, принялась я убираться. То да сё. И вдруг, мимо зеркала-то прохожу и вижу краем глаза – мелькнуло в нём что-то. Я сделала вид, что ничего не видела, стою, будто пыль вытираю, а сама гляжу тихонько.
И вот что я в зеркале увидела – крадётся по полу навроде куколки какой, махонькое что-то, в штаны да рубашонку обряженное, ручки-веточки, волосы как из мочала, а лицо – настоящее! Живое!
Еле сдержалась я, чтобы не закричать. А сама всё смотрю, что этот делать-то станет. А куклёныш прыг на комод да как размахнется, да как фотографию нашу с дедом покойным швырнёт на пол. Полетела она и вся рамка разбилась вдребезги. Не стала я дожидаться, что он ещё натворит, схватила фуфайку да шаль и на улицу. Теперь и домой боюсь возвращаться.
– Ночуй-ка ты, Лидушка, у нас, места всем хватит, а завтра придумаем как помочь твоей беде. А скажи-ка, не ссорилась ли ты с кем в последнее время?
– Да в том-то и дело, что с Тарасихой надысь на улице столкнулись. Я ведь почему и думаю, что подселенец это. Ты ведь знаешь какова наша Тарасиха.
– Да уж знаю, – ответила баба Уля, – Та ёще пакостница. Да ладно бы толком умела, так ведь делает сама не знает что, только мнит себя колдуньей. А по факту – мелкая пакостница она. Да это и хорошо, если её работа этот твой подселенец. Мы его быстро спровадим. Ишь чо удумала, кобыла белобрысая!
Наутро баба Уля с Лидухой встали раненько, Катюшка ещё спала, и засобирались куда-то. Катюшка подскочила было тоже, да баба Уля осекла её:
– Ты куда ещё собралась, девка? Неча тебе там делать, спи пока.
Бабки посовещались о чём-то у порога, пошептались малость, да и ушли.
Вернулась баба Уля только к обеду, довольная, как будто нашла клад. Катюшка в нетерпении подскочила к ней:
– Ну что там, бабуль?
– Порядок там. Выселили мы этого гада. Отправили к той, кто послала, пущай теперь сама расхлебывает.
– Бабуль, так вы тоже, выходит, плохо поступили!
– Как бы не так! – усмехнулась баба Уля, – А ты что, Тарасиху пожалела? Не надо, она баба нехороша. Да и у нас выбора не было. Подселенец этот в никуда не исчезнет, один выход – кому-то его перекинуть. Ну, не могли же мы невиновному человеку гадость тоже делать? Вот и вернули хозяйке.
– А как вернули-то, а, бабуль?
– А подклад нашли, куклу тряпичную. Это Тарасиха её смастерила да с особыми словами Лидухе подбросила. Долго мы искали эту гадость, но нашли. На чердаке лежала, припрятанная за старым тряпьем.
Водой святой окропили, слова особые пошептали, да после в мешочек куклу скатали, да и к дому Тарасихи отнесли. За забор ей перекинули.
– А вдруг она обратно принесёт эту куклу бабе Лиде?
– Не принесёт, мы тоже, чай,
